Добрый день, друзья!

В прошлых эпизодах мы узнали, какое магнетическое воздействие кофе оказывал на писателей, дополняя их образ жизни. Всюду, где хоть сколько-нибудь присутствует поэтизация реальности, всегда есть кофейный аромат. Заметим, писатели почти всегда выбирают крепкий, неприлично крепкий кофе: и Бальзак, и Бродский любили чрезвычайно мощный его настой, несмотря на разницу эпох. Видимо, именно такой кофе наилучшим образом стимулирует качества, которые в обществе принято называть гениальностью.

Но как обстоят дела с другими видами искусства? Здесь тоже можно наблюдать некоторые занимательные особенности отношений с кофе. Не меньшей популярностью он пользовался среди композиторов, да и среди слушателей — недаром на концертах в салонах XIX века живую музыку часто слушали с чашечкой тонкостенного фарфора в руках. И сегодня для многих неизменным утренним ритуалом является распитие кофе, скажем, под кларнетовый концерт Моцарта или под виолончельную сюиту Баха. Сам ритуал приготовления кофе — будь то ворожба с воронкой или романтически закипающая, сверкающая медным боком джезва — способен настроить на восприятие прекрасного и замедлить привыкшее жить на высоких скоростях сознание.

Хотя с медлительностью любой венский классик с нами бы поспорил.

XVIII век славен потрясающей продуктивностью — и композиторы здесь не отстают от литераторов, среди которых были уже упомянутые Вольтер и Дидро. Один только венецианский композитор Антонио Вивальди написал за свою не очень длинную жизнь почти пятьсот концертов и не менее сорока опер, Георг Филип Телеман создал свыше тысячи семисот церковных сочинений, а про Иоганна Себастьяна Баха, который к каждому воскресенью создавал по новой кантате, словно это ему ничего не стоило, и говорить нечего. Йозеф Гайдн и Вольфганг Амадей Моцарт от старшего поколения тоже не отставали — их энергии, жизнелюбию и работоспособности можно только позавидовать. Порой кажется, что композитор этого времени обладал способностью раздваиваться: в одном районе Вены сыграть концерт с оркестром, в другом дать урок хорошенькой молодой ученице, в третьем предстать перед императором со своим новым сочинением, в четвертом — этим самым сочинением продирижировать. Вот уж кто по-настоящему умел находиться везде и всюду, во многих переписках того времени мы слышим этот энергичный настрой вечно неутомимых гениев-трудоголиков. Как им удавалось все успевать, мы, уныло стоящие в московской пробке, не знаем: однако кофе играл в этом далеко не последнюю роль. Более того, одним из главных запахов XVIII века является именно кофе, так плотно он вошел в европейский быт того времени.

Примерно за два месяца до своей смерти, в октябре 1791 года Моцарт писал своей жене Констанции: «Сразу после твоего отъезда я сыграл две партии в бильярд с герром Моцартом (кстати, тем самым, что написал оперу для театра Шиканедера), потом я продал свою клячу за 14 дукатов; затем попросил Йозефа вызвать Примуса и принести мне черный кофе, после которого выкурил чудесную трубку табаку, а затем оркестровал рондо Штадлера». Кофе и никотин — мы снова наблюдаем эту прекрасную пару в работе творческого ума. Моцарт действительно кофе очень любил (конечно же, черный), и даже ввел его в свою оперу «Дон Жуан»:

Don Giovanni: Ehi caffè! 
Leporello: Cioccolata! 
Masetto: Ah Zerlina, giudizio! 

Дон Жуан (к слугам): Дайте кофе!
Лепорелло (к слугам): Шоколаду!
Мазетто (к Церлине):Осторожней, Церлина!

Don Giovanni, finale of Act 1

Здесь любимый герой Моцарта пользуется кофе в корыстных целях: он рассчитывает, что Мазетто и его друзья развеселятся от него настолько, что не заметят похищения Церлины. Еще более яркая «кофейная» сцена есть в «Così fan tutte», где показан сам процесс приготовления. Правда, Деспина, одна из героинь этой чудной комической оперы, готовит не кофе, а шоколад, но эти напитки, как известно, приходятся друг другу родственниками — хотя бы содержанием кофеина и привлекательностью для девушек. Итак, Деспина готовит шоколад для Фьордилиджи и Дорабелла, сокрушается о своей безрадостной жизни горничной и тайком пробует шоколад своих хозяек:

Che vita maladetta
E` il far la cameriera! 
Dal mattino alla sera 
Si fa, si suda, si lavora, e poi 
Di tanto che si fa, nulla è per noi. 
E` mezza ora, che sbatto, 
Il cioccolate è fatto, ed a me tocca 
Restar ad odorarlo a secca bocca? 
Non è forse la mia come la vostra, 
O garbate signore, 
Che a voi dessi l’essenza, e a me l’odore? 
Per Bacco vo assagiarlo: Com’è buono! 

Какая ужасная жизнь у официантки!
С утра до вечера
Только и бегаешь, потеешь, работаешь,
Но сколько бы мы ни бегали, для нас ничего нет.
Полчаса взбиваю шоколад, какой ужас —
Теперь он готов, и все, что я могу сделать, это понюхать его?
Разве мой рот не такой же, как ваш, о милые сеньоры?
О, если бы я могла передать этот запах словами!
Что ж, я попробую: как же вкусно!

Кстати, именно Вена того времени стала родиной знаменитых на весь мир кофеен, в числе которых знаменитая кофейня «Захер» — сегодня здесь можно попробовать легендарный «кофе по-венски»: черный кофе с плотными взбитыми сливками, чем-то напоминающий капучино. По легенде, когда кофе только появился, то казался венцам мерзким и горьким, поэтому сообразительные владельцы кофеен довольно быстро научились добавлять в него молоко и сахар для смягчения вкуса, а еще — подавать к кофе сдобный рогалик в виде полумесяца. Довольные венцы научились макать рогалик в кофе, маркетинговый ход сработал, и кофейни стали открываться в Вене на каждом шагу. После 1819 года, в год Венского конгресса, они пережили второе рождение — в кофейнях было разрешено курить табак, танцевать и играть в карты, что окончательно превратило «питейное заведение» в клуб по интересам.

Именно в Вене композиторы почему-то предпочитали кофе популярному в то время шоколаду или чаю: Моцарт любил свой черный кофе с трубкой, а его либреттист Лоренцо да Понте и вовсе пил кофе с нюхательным табаком, вином и в обществе хорошенькой девушки – все это должно было поддержать его в изнурительных двенадцатичасовых рабочих сессиях, во время которых нужно было написать три либретто одновременно, в том числе и к опере «Дон Жуан». При этом Антонио Сальери, к примеру, кофе не любил, а пил только воду. У него была другая слабость — сладкое: это чудесно показано в фильме Милоша Формана «Амадей». Выводов о «кофе и злодействе» делать не стоит, тем более, что Сальери был жестоко подставлен Пушкиным в свое время, изобразившим его в роли рокового врага Моцарта. Однако мы видим, что каждый композитор ищет свой собственный стимулятор, будь то кофеин или сахар — и успешно его находит.

Подобно Лоренцо да Понте, вечный оптимист и гурман Джоаккино Россини в свое время заметил, что действие кофеина исчезает при ежедневном употреблении, и Оноре де Бальзак в своей «Traité des excitants modernes» («Трактат о современных возбуждающих средствах») даже процитировал композитора: «Кофе — дело пятнадцати или двадцати дней: к счастью, этого времени достаточно для того, чтобы написать оперу.»

А еще один великий неистовый венец, Людвиг ван Бетховен, даже стал героем одной из легенд: якобы он варил кофе непременно из шестидесяти зерен и ни одним меньше. Потребление кофеина Бетховеном поражало, этому посвящены воспоминания раннего биографа Бетховена Антона Шиндлера:

«На завтрак у него был кофе, который он по большей части готовил сам в стеклянной кофеварке. Кофе, кажется, был для него самой незаменимой пищей. Он изготовлял его с той же тщательностью, которая славится на Ближнем Востоке: правильным количеством для каждой чашки считалось именно шестьдесят кофейных бобов, и часто их подсчет осуществлялся прямо при гостях.»

Еще Бетховен часто читал с чашкой кофе — об этом говорит состояние личного композиторского экземпляра «Одиссеи» Гомера, кожаный переплет которой был сплошь покрыт пятнами от кофе и воском от свечей. При этом та скрупулезность, с которой Бетховен изготовлял свою «идеальную чашку» из шестидесяти зерен, никак не вязалась с его абсолютным неумением сладить даже с домашней печью. Кстати говоря, в современной чашке кофе используется не более десяти кофейных зерен, так что о крепости бетховенского ристретто мы можем только догадываться.

Родственница кафе «Захер», парижская кофейня Le Procope находилась через дорогу от Comédie Française, одного из главных театров Парижа — и, конечно же, актеры и музыканты были здесь чуть ли не главными посетителями. Возможно, там устраивались и стихийные концерты. Музицирование в кофейнях вообще было общим местом — например, в 1701 году молодой композитор Телеман основал музыкальное сообщество Collegium Musicum, которое выступало в кофейнях. В 1729 году сообщество возглавил Иоганн Себастьян Бах, возможно, именно в это время он познакомился с кофе. Бах даже стал со временем настоящим кофеманом или по крайней мере весьма заинтересованным ценителем: на момент его смерти в 1750 году его имущество говорит об этом красноречивее слов. Оно включало в себя «1 большой кофейник; 1 поменьше; 1 большой чайник; 1 кофейную чашку; 1 латунный кофейник; 1 латунный кофейник поменьше; 1 латунный кофейник еще меньше; 1 латунный поднос для кофе».

Невероятная любовь Баха к кофе даже отразилась в беспрецедентном случае — впервые в истории музыки (и, пожалуй, в истории искусства) кофе было посвящено целое произведение. Это миниатюрная комическая опера под названием «Schweigt stille, plaudert nicht» (его можно перевести как «Будьте тихи, не разговаривайте»). Незамысловатый сюжет рассказывает о молоденькой девушке, которая пристрастилась к кофе, и об ее отце, безуспешно пытающемся ее от этого самого кофе отучить. Он доказывает ей, что одержимость кофе — свидетельство порока и даже отказывается выдать дочь замуж, если она не перестанет пить кофе. Но девушку это нисколько не трогает: ради кофе она готова терпеть любые испытания.

Этот, прямо скажем, не свойственный для Баха сюжет был остросоциальным заказом: кантата написана для лейпцигского кофейного дома Циммермана, где Бах давал концерты по вечерам. Как мы помним, венцы в это время больше любят пиво, чем «вязкую гущу со вкусом старых ботинок», продажи кофе облагались специальными налогами, женщины боялись пить кофе из-за риска бесплодия, который им навязали лекари — и владельцы кофеен со всей изобретательностью пытались этому противостоять. Либретто кантаты написано Христианом Фридрихом Хенрики, однако считается, что одним из авторов и «продюсеров» этого действа была Кристиана Мариана фон Циглер — это  участие превращает кантату в немыслимый для своего времени эпатаж. Женщина спонсирует создание фривольной вещицы, да еще и посвященной разнузданной любительнице кофе! Для далекой от проявлений феминизма Вены тех десятилетий это было, конечно, чрезвычайно ярким выпадом — и превосходной рекламой напитка. Даже сегодня реплики главной героини звучат смешно и современно:

«Ах! Как сладок вкус кофе!
Нежнее тысячи поцелуев,
Cлаще мускатного вина!
Кофе! Мне нужен кофе!
И если кто захочет побаловать меня, пусть принесет в подарок кофе мне!»

В этой реплике себя узнает добрая половина современных девушек.

Много позже столица музыки пережила ренессанс, и во многие кофейни заходили другие известнейшие композиторы — например, Густав Малер любил Café Landtmann, а Антон Брукнер чаще всего пил кофе в отеле «Империал»; Cafe Dommayer стало местом, где впервые выступил Иоганн Штраус-младший со своим оркестром — и тут же обрел популярность. Правда, об их предпочтениях уже неизвестно почти ничего. Многие исполнители были легендарными кофеманами — к примеру, Гленн Гульд, невероятный пианист XX века, выпивал целые галлоны кофе. Он вообще был очень эксцентричным человеком, например, всюду ездил со своим собственным фортепианным стулом. Еще он выбирал творчество в ночное время суток и планировал многие дела на ночное время — именно поэтому кофе был столь для него необходим. Современные исполнители создают кофе целые гимны — в любви ему признавались Боб Дилан и Фрэнк Синатра, группа Blur и Джонни Кэш, Боб Марли и Кейт Буш. Так у кофе появился свой довольно обширный плейлист — и сегодня в нем каждый может найти свое собственное музыкальное представление о напитке, который уже три столетия вдохновляет великих музыкантов.